Неточные совпадения
И, распорядившись послать за Левиным и о том, чтобы
провести запыленных
гостей умываться, одного
в кабинет, другого
в большую Доллину
комнату, и о завтраке
гостям, она, пользуясь правом быстрых движений, которых она была лишена во время своей беременности, вбежала на балкон.
Помещики встали, и Свияжский, опять остановив Левина
в его неприятной привычке заглядывать
в то, что сзади приемных
комнат его ума, пошел
провожать своих
гостей.
Левин
провел своего
гостя в комнату для приезжих, куда и были внесены вещи Степана Аркадьича: мешок, ружье
в чехле, сумка для сигар, и, оставив его умываться и переодеваться, сам пока прошел
в контору сказать о пахоте и клевере. Агафья Михайловна, всегда очень озабоченная честью дома, встретила его
в передней вопросами насчет обеда.
Несмотря, однако ж, на такую размолвку,
гость и хозяин поужинали вместе, хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову,
отведя его
в боковую
комнату, где была приготовлена для него постель...
Трифон Борисыч опасливо поглядел на Митю, но тотчас же послушно исполнил требуемое: осторожно
провел его
в сени, сам вошел
в большую первую
комнату, соседнюю с той,
в которой сидели
гости, и вынес из нее свечу.
Все это наводило на мальчика чувство, близкое к испугу, и не располагало
в пользу нового неодушевленного, но вместе сердитого
гостя. Он ушел
в сад и не слышал, как установили инструмент на ножках, как приезжий из города настройщик
заводил его ключом, пробовал клавиши и настраивал проволочные струны. Только когда все было кончено, мать велела позвать
в комнату Петю.
Лаврецкий
проводил своего
гостя в назначенную ему
комнату, вернулся
в кабинет и сел перед окном.
Петр Андреич сдержал свое слово. Он известил сына, что для смертного часа его матери, для младенца Федора он возвращает ему свое благословение и Маланью Сергеевну оставляет у себя
в доме. Ей
отвели две
комнаты в антресолях, он представил ее своим почтеннейшим
гостям, кривому бригадиру Скурехину и жене его; подарил ей двух девок и казачка для посылок. Марфа Тимофеевна с ней простилась: она возненавидела Глафиру и
в течение одного дня раза три поссорилась с нею.
Нам
отвели большой кабинет, из которого была одна дверь
в столовую, а другая —
в спальню; спальню также отдали нам;
в обеих
комнатах, лучших
в целом доме, Прасковья Ивановна не жила после смерти своего мужа: их занимали иногда почетные
гости, обыкновенные же посетители жили во флигеле.
Введя
в комнаты своего
гостя, священник
провел его
в заднюю половину, так чтобы на улице не увидели даже огня
в его окнах — и не рассмотрели бы сквозь них губернаторского чиновника.
— Нет, — отвечала Сусанна, — но мы
в тот год целое лето
гостили у него, а покойная сестра Людмила была ужасная шалунья, и он с ней был всегда очень откровенен, — она меня тихонько
провела в его
комнату и вынула из его стола какой-то точно передник, белый-пребелый!..
Смотритель,
проводив гостей, вошел
в комнату, повесил на колышек шапку и сел к своей книге, но прочитал немного.
Он
провел гостя через ряд парадных
комнат в светлую столовую, где за накрытым столом уж сидели две дамы, какой-то мальчик и тот самый набольший, который устроил это свидание.
Журавка махнул рукой и потащил за двери свою синьору; а Анна Михайловна,
проводив гостей, вошла
в комнату Долинского, села у его стола, придвинула к себе его большую фотографию и сидела как окаменелая, не замечая, как белобрюхой, холодной жабой проползла над угрюмыми, каменными массами столицы бесстыдно наглая, петербургская летняя ночь.
Павел хотел было идти за корзинкой; но Владимир Андреич был столько вежлив, что не позволил ему этого сделать и просил его просто подвести к шкафу, где хранилось серебро. Павел
провел своего
гостя в угольную
комнату и представил ему на рассмотрение два огромные стеклянные шкафа с серебром, фарфором и хрусталем.
Алехин простился и ушел к себе вниз, а
гости остались наверху. Им обоим
отвели на ночь большую
комнату, где стояли две старые деревянные кровати с резными украшениями и
в углу было распятие из слоновой кости; от их постелей, широких, прохладных, которые постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.
Через четверть часа г-н Перекатов, с свойственной ему любезностью,
провожал Лучкова до передней, с чувством жал ему руку и просил «не забывать»; потом, отпустив
гостя, с важностью заметил человеку, что не худо бы ему остричься, — и, не дождавшись ответа, с озабоченным видом вернулся к себе
в комнату, с тем же озабоченным видом присел на диван и тотчас же невинно заснул.
Она упала
в постель, и мелкие, истерические рыдания, мешающие дышать, от которых
сводит руки и ноги, огласили спальню. Вспомнив, что через три-четыре
комнаты ночует
гость, она спрятала голову под подушку, чтобы заглушить рыдания, но подушка свалилась на пол, и сама она едва не упала, когда нагнулась за ней; потянула она к лицу одеяло, но руки не слушались и судорожно рвали всё, за что она хваталась.
Когда Никитин и Манюся вернулись
в дом, офицеры и барышни были уже
в сборе и танцевали мазурку. Опять Полянский
водил по всем
комнатам grand-rond, опять после танцев играли
в судьбу. Перед ужином, когда
гости пошли из залы
в столовую, Манюся, оставшись одна с Никитиным, прижалась к нему и сказала...
— Я вам завтра же скажу, — отвечал Гаврилов и чрезвычайно радушно приказал одному из своих лакеев
проводить гостя в приготовленную для него
комнату.
Брат Ираклий,
проводив редкого
гостя, не утерпел и прокрался через кухню
в странноприимницу, чтобы подсмотреть, что будет делать Половецкий.
В замочную скважину брат Ираклий увидел удивительную вещь. Половецкий распаковал свою котомку, достал куклу и долго ходил с ней по
комнате.
С этим Памфалон протянул
гостю обе руки и,
сведя его по ступенькам с уличной тьмы
в освещенную
комнату, мгновенно отскочил от него
в ужасе.
Он отказывал себе во всем, жил
в одной
комнате подвального этажа
в конце Николаевской улицы и для своих деловых свиданий облюбовал грязный низок трактира, где ему
отвели отдельный кабинет, который занимался
гостями лишь по вечерам, а днем все равно пустовал.
Без
гостей,
в неприемные дни, тетушка
проводила все время
в своей отдаленной, жарко натопленной
комнате, служившей ей спальней, куда допускались только самые близкие родственники, к числу которых принадлежал и Глеб Алексеевич.
— Да у тебя новые очки, — сказала Лиза, — поздравляю тебя с покупкой, ты был без них как без глаз. Дай-ка, попробую их на себе. Ведь я тоже близорука, настоящая папашина дочка, — прибавила она, обращаясь к Сурмину, сняла с отца очки, надела на свой греческий носик и кокетливо
провела ими по разным предметам
в комнате, не минуя и
гостя.
Без
гостей, у себя,
в устроенной ей матерью уютненькой, убранной как игрушечка
комнате с окнами, выходящими
в густой сад, где летом цветущая сирень и яблони лили аромат
в открытые окна, а зимой блестели освещаемые солнцем, покрытые инеем деревья, княжна Людмила по целым часам
проводила со своей «милой Таней», рисовала перед ней свои девичьи мечты, раскрывая свое сердце и душу.
На конце первой недели великого поста Илья Максимович, чувствуя себя гораздо лучше, так что мог бродить по
комнатам, и заметив по лицу Прасковьи Михайловны, что
в гостях хорошо, а дома лучше, благословил ее на возвратный путь. Собрались уже после обеда. «Смотри, душа моя, ночуй
в Люберцах, — говорил он,
провожая невестку, — а то
в Волчьих Воротах шалят».
Позвав двух работниц, она приказала им
отвести гостя в отведенную ему
комнату и положить на постель.